Страницы:[1][2][3][4][5][6]

Стихотворение может быть прочитано и  даже  выучено  наизусть,  но  остаться
совершенно  невоспринятым,  подобно  стихотворению,  написанному  на  языке,
неизвестном читателю. Следовательно, полноценное восприятие  художественного
произведения требует надлежащей подготовки.
     Под тезаурусом здесь должно разуметь не простую сумму  сведений,  некую
"картотеку" прочитанного, увиденного и услышанного, но все  интеллектуальное
и  эмоциональное  богатство  рецептора,   включающее   его   способность   к
сотворчеству. Лишенный фантазии и эмоциональности эрудит в этом смысле может
оказаться обладающим меньшим тезаурусом, чем человек не столь  сведущий,  но
способный к ярким переживаниям.
     Вопрос о ценности информации сложен.  Научная  теория  информации  дает
точное определение ее количеству,  но  не  ценности.  При  ответе  на  любой
вопрос, поставленный в форме "да или нет",  то  есть  при  решении  двоичной
альтернативы, получается одно  и  то  же  количество  информации,  именуемое
"один бит". Между тем ценность этого бита может быть  совершенно  различной.
Скажем, ответ "нет" на  вопрос  о  возможности  распространения  физического
сигнала со скоростью, превышающей скорость света,  неизмеримо  боле"  ценен,
чем ответ "нет"  на  вопрос:  "Вскипела  ли  вода  в  чайнике?".  Количество
информации не зависит от  ее  рецептора,  ценность  определяется  тезаурусом
рецептора.
     При малом тезаурусе ценность  получаемой  информации  мала.  При  очень
большом тезаурусе она также мала, так как сообщаемая информация может быть в
этом случае уже известной  рецептору.  Так,  если  я  впервые  знакомлюсь  с
творчеством  некоего  поэта,  обладая   достаточным   для   его   восприятия
тезаурусом,  то  я  получаю  более  ценную  информацию,  чем   читая   новое
стихотворение автора,  чье  творчество  в  целом  мне  уже  хорошо  знакомо.
Очевидно, что падение ценности информации с ростом тезауруса должно зависеть
от отношения тезауруса к количеству получаемой информации.
     Для восприятия и сотворчества необходим некий оптимальный тезаурус,  не
малый, но и не слишком большой.
     При   неограниченно   большом   количестве   поступающей    информации,
существенно превышающем тезаурус, ее ценность от этого количества не зависит
и целиком определяется тезаурусом.
     Сформулируем  сказанное  математически.  Одна  из  простейших  функций,
удовлетворяющих указанным условиям, имеет вид:
     Ценность  информации  ,  где  I  -  количество  поступающей
информации, Т - тезаурус, А, В,  С  -  константы.  При  очень  большом  Т  V
неограниченно убывает, при очень малом Т или I - также. При очень большом I

                                 V --> AT,

то   есть  ценность зависит только от Т. Максимальная ценность соответствует
условию   Т    =    I/C,   то   есть   тезаурус   при   этом   должен   быть
пропорционален количеству получаемой информации.
     Очевидно,   что   оптимальная   ценность   художественной    информации
соответствует близости тезауруса читателя и тезауруса поэта. Как бы ни  были
богаты и содержательны ассоциации рецептора, если они далеки  от  того,  что
заложено поэтом  в  стихотворение,  его  информативная  ценность  снижается.
Подлинное сотворчество возникает в результате "резонанса" поэта и  читателя,
в результате "настройки" сознания читателя на  "волну",  посылаемую  поэтом.
Это особенно сложно, и в этом суть искусства. Резонанса  ищут  обе  стороны:
поэт адресуется к некоему мысленному  рецептору,  читатель  сознательно  или
бессознательно  стремится  полностью  воспринять  стихотворение.   Трудность
сводится  к  взаимопроникновению  сознаний,   к   снижению   барьера   между
индивидуальными "Я". "Резонанс" тем сложнее,  чем  дальше  от  нас  поэт  во
времени и пространстве. В "Разговоре о Данте" (изд-во "Искусство", М,, 1967)
Осип Мандельштам  рассказал  о  своем  сотворчестве  с  великим  итальянцем,
вскрывая те информационные пласты "Божественной комедии", которые недоступны
никакому гелертерскому - сухому ученому - комментарию. Мандельштам преодолел
время и пространство, остро восприняв поэму Данте как целостную систему.
     Читая стихи прошлых времен, мы многое теряем, так как наше время  иное.
Мы утрачиваем  "резонанс".  Но,  приобретая  самостоятельное  существование,
стихотворение может быть источником новой информации, о которой  поэт  и  не
помышлял. Строки Андрея Белого, написанные в 1921 году:

                          Мир рвался в опытах Кюри
                          Атомной, лопнувшею бомбой
                          На электронные струи
                          Невоплощенной гекатомбой...

после  Хиросимы,  воплощенной  гекатомбы,  воспринимаются  совершенно заново
вследствие изменившегося тезауруса.
     Тезаурус меняется  во  времени.  Изменение  жизненного  опыта  читателя
меняет  систему  его  знаний  и  "ассоциативный  потенциал".  Художественная
ценность произведения  -  величина  непостоянная:  она  может  возрастать  и
падать. Было время, когда стихи Некрасова казались широкому кругу культурных
русских читателей (Писарев, Плеханов) художественно более ценными, чем стихи
Пушкина. Затем ценность их упала, а позднее возросла вновь, в частности  под
влиянием поэтических  открытий  Блока,  показавших,  как  много  нового  дал
Некрасов русской поэзии. Эти подъемы и падения не биржевая  игра,  а  тонкое
выражение перемен в индивидуальном  и  общественном  сознании.  Но  основная
ценность произведения искусства сохраняется.
     Нормальная  интеллектуальная  жизнь  означает  непрерывное   обогащение
тезауруса.    Многосторонность,    системность    искусства    приводит    к
неравномерности  восприятия  произведения  в  целом:  для  восприятия  одних
аспектов стиха  тезаурус  оптимален,  для  других-недостаточен  или  слишком
велик.  Так  как  тезаурус  растет  и  меняется,  повторное   знакомство   с
произведением может означать получение новой ценной информации.  Поэтому  мы
перечитываем  стихи.  Истинно  талантливое  произведение   в   этом   смысле
неограниченно информативно. При повторном  прочтении  оно  способно  вызвать
новые мысли  и  новые  переживания.  Подлинное  искусство  динамично,  а  не
статично. Так,  недавно  писатель  Гранин  в  статье  "Два  лика"  по-новому
"прочел" "Медного всадника", раскрыв  с  нем  идейно-эмоциональные  стороны,
ранее остававшиеся незамеченными ("Новый мир" Э 3, 1968 год).
     Стремление ребенка многократно  перечитывать  полюбившуюся  ему  сказку
понятно: его тезаурус быстро возрастает и его способность к сотворчеству,
к ассоциативному фантазированию особенно велика.
     Но имеется и второй  не  менее  важный  фактор,  определяющий  ценность
художественной информации для рецептора. У вполне подготовленного рецептора,
располагающего  оптимальным  тезаурусом,   может   полностью   отсутствовать

Стр.2
http://lib.rin.ru/doc/i/11030p2.html

Переводчик определяет относительную ценность той или иной части стихотворной
сущности и сохраняет то, что наиболее ценно, поступаясь менее важным.
     Переводное стихотворение  должно  стать  достоянием  поэзии"  на  языке
перевода.  Переводчик  решает  двойную  задачу  -  оптимально  воспроизвести
исходную систему, создав на ее основе  новую,  иноязычную.  Он  проникает  в
тезаурус поэта и адресует перевод тезаурусу иноязычного читателя. Эти задачи
не менее трудны, чем создание оригинального стихотворения, и успешно  решить
их может лишь истинный художник.
     Сказанное  отвергает  иногда   выдвигаемый   тезис   о   недопустимости
поэтического перевода с подстрочника. Конечно, было  бы  странно  и  нелепо,
если бы русский переводчик не  владел  основными  европейскими  языками.  Но
можно ли требовать от поэта обязательного  знания  языков  других  систем  -
скажем, японского или китайского? Их изучение, достаточное для перевода  без
подстрочника,  само  по   себе   означает   глубокую   специализацию.   Сила
поэта-переводчика  не  в  знании  языка,  а  в   художественном   даровании,
позволяющем решать указанные задачи. Подстрочник - неизбежное  зло,  которое
можно, однако, свести к минимуму.
     Выдающийся индолог академик Баранников  перевел  "Рамаяну".  Не  будучи
художником, он создал систему, имеющую научную, но не эстетическую ценность.
Напротив, Жуковский, пользовавшийся немецкими переводами с санскрита, сделал
"Наля и Дамаянти" событием русской поэзии, сохранив в  то  же  время  важные
информационные планы подлинника.  Переводы  грузинских  поэтов  Пастернаком,
китайских классиков  Гитовичем  свидетельствуют  о  первостепенном  значении
художественного мастерства, а не глубоких лингвистических познаний.
     Лишь  в  редких  случаях  такие  познания  сочетаются   с   поэтическим
дарованием. Академик Алексеев был не только первоклассным  китаистом,  но  и
подлинным  художником.  Он  действительно  решал  основные  задачи  в  своих
прозаических и  стихотворных  переводах.  Дьяконов  подарил  русской  поэзии
совершенный перевод аккадского эпоса о Гильгамеше.
     Итак, в переводе происходит утрата части исходной информации и создание
новой поэтической информации. Главная цель перевода -  сохранение  целостной
информационной системы стихотворения ценою потери частностей.
     Гениальное стихотворение Лермонтова "Выхожу один я на дорогу"  вошло  в
немецкую литературу в прекрасном переводе  Райнера  Марии  Рильке.  Приводим
русское  стихотворение,  его  стихотворный  перевод  и  обратный  буквальный
перевод немецкого стихотворения на русский язык.

  М. Ю. Лермонтов            Перевод Р. М. Рильке        прозаический перевод

       *   *
         *                      STROPHEN                        СТРОФЫ

1
Выхожу один я на          Einsam tret ich auf den Weg,   Одиноко выхожу я на
           дорогу;                   den leeren,            пустынную дорогу,
Сквозь туман кремнистый   der durch Nebel leise          которая, тихо мерцая,
           путь блестит;             schimmernd bricht;  прорывается сквозь
Ночь тиха. Пустыня        seh die Leere still mit Gott                 туман;
           внемлет богу,             verkehren           вижу, как пустыня тихо
И звезда с звездою        und wie jeder Stern mit              сообщается с богом
           говорит.                  Sternen spricht.    и как каждая звезда
                                                                говорит со звездами.
         2
В небесах торжественно    Feierliches Wunder:            Торжественное чудо:
           и чудно!                  hingeruhte                  успокоенная
Спит земля в сиянье       Erde in der Himmel             земля в великолепии
           голубом...                Herrlichkeit...                  неба...
Что же мне так больно     Ach, warum ist mir so schwer   Ах, почему мне так
           и так трудно?             zumute?                          тяжело?
Жду ль чего? Жалею ли     Was erwart ich denn? Was       Чего же я жду? Чего мне
           о чем?                    tut mir Leid?                    жаль?

3
Уж не жду от жизни        Nichts hab ich vom Leben zu    Ничего не нужно мне
           ничего я,                  verlangen               требовать от жизни,
И не жаль мне прошлого    und Vergangenes bereu ich      и в прошлом я не
           ничуть;                    nicht;                     раскаиваюсь:
Я ищу свободы и           Freiheit soll und Frieden      Пусть свобода и мир
           покоя!                     mich umfangen              меня охватят
Я б хотел забыться и      im Vergessen, das der Schlaf   в забвении, которое
           заснуть!                   verspricht.                обещает сон.

4
Но не тем холодным сном   Aber nicht der kalte Schlaf im Но не холодный сон в
           могилы...                  Grabe.                              гробу.
Я б желал навеки так      Schlafen mocht ich s_o         Я хотел бы спать т_а_к
           заснуть,                   jahrhundertlang,                  столетие,
Чтоб в груди дремали      dab ich alle Krafte in mir     чтоб во мне были все
           жизни силы,                habe                                силы
Чтоб, дыша, вздымалась    und in ruhiger Brust des       и ход дыхания в
           тихо грудь;                Atems Gang.                спокойной груди.

5
Чтоб всю ночь, весь день   Dab mir Tag und Nacht die     Чтобы днем и ночью
           мой слух лелея,            sube, kuhne              сладкий, смелый
Про любовь мне сладкий     Stimme sange, die aus Liebe   голос пел бы,
           голос пел,                 steigt,            поднимающийся из любви,
Надо мной чтоб, вечно      und ich wubte, wie die        и я знал бы, как
           зеленея,                   immergrune                  вечнозеленый
Темный дуб склонялся       Eiche flustert, duster        дуб шелестит, угрюмо
           и шумел.                   hergeneigt.                     склоняясь.

     Попытаемся  определить,  из   чего   состоит   информационная   система
стихотворения и какие ассоциации она программирует.
     Ритмический план стиха,  его  повторяющийся  размер,  цезура  в  каждой
строке  создают  очень  четкую  структуру  ясно  формулируемого  содержания.
Простота и точность рифмы, обилие открытых гласных его усиливают. Образуется
единая система, строение которой  очевидно.  Величественный  пейзаж  (первые
шесть строк) пробуждает мечту в душе лирического героя. Мысль  возникает  из

Стр.4
http://lib.rin.ru/doc/i/11030p4.html

("дикое сердце"), но  и  мощная  и  резкая  инструментовка  стиха,  свирепая
звукопись.
     Перевести это стихотворение на другой язык легче, чем стихи Лермонтова.
Здесь можно избежать информационного  сдвига,  так  как  стихи  Ленау  более
просты  -  они  содержат  и  программируют  меньший   объем   информации   и
соответственно  требуют  для  оптимального  восприятия  меньшего  тезауруса.
Рецептор, знакомый с  комплексом  идей  и  образов  европейского  романтизма
прошлого века, вновь встретится с ним, читая Ленау. Сравнение  стихотворений
Лермонтова  и  Ленау  показывает,   как   Лермонтов   преодолевал   традиции
романтизма.
     Привожу единственный известный мне русский перевод "Зимней  ночи".  Он,
несомненно, не так талантлив и интересен, как  перевод  Рильке,  выполнен  с
меньшим мастерством, но воспроизводит исходную систему именно вследствие  ее
меньшей информативности.

                                 Буквальный             Стихотворный перевод
     N. Lenau               прозаический перевод                В. В.

WINTERNACHT                  ЗИМНЯЯ НОЧЬ                 ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Vor Kalte ist die Luft      От холода отвердел          Дыханье - паром. Снег
                erstarrt,                 воздух,                      хрустит,
Es kracht der Schnee von    Снег хрустит от моих        И скован воздух
           meinen Tritten,                  шагов,               омертвелый,
Es dampft mein Hauch, ec    П_а_рит мое дыхание,        И борода моя
         klirrt mein Bart;        звенит моя борода;             звенит.
Nur fort, nur immer fort    Шагать только вперед,       Вперед, в морозные
             geschritten!         всегда только вперед!             пределы!

Wie feierlich die Gegend    Как торжественно            Вокруг владенья
                 schweigt!        молчит местность!                 тишины,
Der Mond bescheint die alte Луна освещает старые        И ели стынут в лунном
                   Fichten,              ели,                         свете.
Die sehnsuchtsvoll, zur Tod Которые, полные тоски,      Тоской смертельною
                   geneigt,      склоненные к смерти,                 полны
  Den Zwtig zuruck zur Erde Направляют ветвь            К земле направлены их
                  richten.        назад к земле.                        ветви.

Frost! Friere mir ins Herz  Мороз! Вмерзни мне          Мороз! Под снегом сердце
                  hinein,              в сердце,                         скрой,
Tiei in das heibbewegte,    Глубоко, в горячо           Прерви горячее
                    wilde!        движущееся, дикое!               движенье!
Dab immer Ruh mag drinne    Чтобы всегда в нем был      Пусть будет в нем всегда
                   sein,                      покой,                  покой,
Wie hier im nachtlichen     Как здесь, в ночных         Как на полях в ночном
                  Gefilde!                 полях!                     забвенье!

     Этот очерк никак  не  претендует  на  формулировку  положений  научного
литературоведения. Не все здесь ново (см., например, Ю. М. Лотман. Лекции по
структуральной поэтике. Тарту 1964). Автору - физику, а не литературоведу  -
ясна дискуссионность этой статьи, задача которой - перейти  к  языку  теории
информации и обратить внимание читателя на возникающие при этом проблемы. До
количественной,  математической  эстетики  еще  далеко.   Однако   по   мере
углубления   любой   области   знания    возрастает    математизация.    Без
математического аппарата сегодня не обходится ни экономика,  ни  социология.
Еще более сложные проблемы искусствоведения также будут решаться  средствами
точной науки. Алгебра поверит гармонию, хотя и не заменит ее,

Стр.6
http://lib.rin.ru/doc/i/11030p6.html